За год, прошедший с начала полномасштабного вторжения РФ в Украину, нарративы российской пропаганды из уст Владимира Путина изменились от самонадеянных «не пытайтесь нам помешать» (речь от 24 февраля 2022 года) до «весь народ – защитник Отечества» (речь от 23 февраля 2023 года).
. Как менялась навязываемая Кремлем риторика и почему потребители российской пропаганды зачастую не обращают внимания на ее явные противоречия,
С началом полномасштабного вторжения 24 февраля 2022 года российская пропаганда изменилась, говорит Ольга Юркова, соосновательница проекта по изучению пропаганды
, я бы сказала. Есть исследования, которые показывают, что с массовым использованием языка ненависти в российской пропаганде формировалась почва для этого вторжения:
Двадцать четвертого февраля 2022 года пропаганда поменялась на военную пропаганду, цель которой – победить в войне.
Для внутрироссийской аудитории продвигался месседж об «оправдании» того, почему Россия напала на Украину. Мы все помним эти нарративы, как «демилитаризацию», «денацификацию», что это «на Беларусь готовилось нападение», что Россия на самом деле не нападала на Украину, а «защищала народ Донбасса», якобы Украина собиралась напасть на Донбасс, но не сама, а США и НАТО провоцировали ее это сделать... Украинцы в этой схеме были не людьми, на которых планировалось напасть, а людьми, которых надо освободить. Мы видим, что когда Россия захватывает какую-то территорию, она называет ее «освобожденной» в своей пропаганде.
Тогда, помимо всего прочего, еще были нарративы, что Россия «сможет захватить Киев за три дня», ведь украинцы «ждут этого освобождения».
А теперь эти нарративы дрейфуют к тому, что, если Россия проиграет войну, то пострадают все. Поэтому нужно всем вместе объединиться и победить. Мне вот эти нарративы напоминают гитлеровскую пропаганду, когда Германия начала проигрывать. То есть, это нарратив уже тех, кто проигрывает.
Интересно, что в этом контексте, хотя официально происходящее называют «специальной военной операцией», военные пропагандисты все больше говорят, что это «священная война», что это война за ценности, за существование самой России.
Мы еще не можем говорить, что Россия проиграла, к сожалению, но очевидно, что она и не выиграла, она потерпела череду поражений. Никак нельзя преподнести как победу, что русским пришлось уйти из Херсона, что им пришлось уйти из Харьковской области, из-под Киева и с острова Змеиный. Такой серии поражений, конечно, трудно найти оправдания и как-то вписать это в предыдущие месседжи, если украинцы так не хотят, чтобы их освобождали. Поэтому теперь уже Россия не скрывает, что она воюет с украинцами, достаточно откровенно пропагандисты говорят на телеканалах: что «мы бомбим гражданскую инфраструктуру, бомбим, по сути, мирных жителей для того, чтобы они сдались».
У меня есть родственники в России и они нас не слышат – они слушают телевизор, но не людей, которые здесь находятся.
Российская пропаганда является продолжением советской пропаганды, советских «активных мер», которые использовались спецслужбами. Поэтому она уже сформировала достаточно стойкую картину мира в головах у россиян, в которую вписывается то, что Россия – это освободитель, Россия – великая страна, а в Украине нацисты и националисты.
Каждое новое событие, которое происходит, на него русские или смотрят через эту картину мира, или отбрасывают просто и отрицают, потому что это потребовало бы от них каких-то действий, каких-то протестов.
Например, многие россияне выехали из России, спасаясь от мобилизации. Но, тем не менее, не видно никаких протестов в европейских странах против российского режима. Я думаю, что это связано с тем, что наш мозг так устроен, что людям психологически легче убедить себя, что то, что говорит пропаганда – это правда. Машина пропаганды – она большая, конечно, но доступ к информации есть, в Интернете всегда можно найти альтернативу, какие-то другие источники информации, если иметь такое желание. Но похоже на то, что такого желания у людей нет.
Это может быть, в том числе, и эффект массы, эффект толпы. То есть, когда люди убеждены, что абсолютно все вокруг так считают, что пропаганда действительно – правда. C другой стороны, мои родственники, они искренне верят в это, процитирую дословно: «Вы подождите, там будут бомбить только военные объекты. Вы не переживайте, это все политики, это все ваш Зеленский. Скоро вас освободят и все будет хорошо».
Касательно военных преступлений, которые совершала российская армия, у пропаганды есть два основных нарратива, добавляет Юркова:
«Первый месседж – это отрицание, что это вообще было; что это все мистификация. Это началось с Бучи, когда говорили, что это постановка. Под каждое большое военное преступление России, какие-то большие бомбардировки, большие атаки, сразу же появляются сообщения, что это постановки, что это “вторая Буча”.
Второй месседж – это месседж о том, что параллельно никто не говорит о конкретных преступлениях российских, а говорят о том, что, “украинцы делают так же”, это такая зеркальная пропаганда. Россияне рассказывают об украинцах то, что они делают сами, о том, что украинцы, например “обстреливают мирное население Донецка”, то, что украинцы, например, “убивают мирное население на освобожденных территориях, чтобы потом обвинить в этом Россию”.
Пример – когда раскапывают массовые захоронения и находят там явные признаки того, что это следствие российских военных преступлений, то говорят, что украинцы на самом деле сами все сделали для того, чтобы обвинить Россию».
Взгляд из США: «Пропаганда эволюционировала до культа воспевания смерти»
Все нарративы российской пропаганды, внедренные с начала войны, сохраняются по сей день – несмотря на то, что некоторые из них – например, те, которые были в самом начале, могут противоречить тому, что говорят сейчас, отмечает аналитик Jamestown Foundation Ксения Кириллова.
«Первый и основной пропагандистский нарратив можно обозначить, как “убийство во имя мира”. Уже к моменту начала вторжения восприятие мира людьми, верящими в пропаганду, было существенно искажено. Вспомним, что, как минимум, начиная с 2014 года, выстраивался иллюзорный мир, в котором Запад ненавидит Россию за сам факт ее существования и мечтает ее уничтожить независимо от поведения Кремля. При этом Запад может использовать любые средства, включая ядерное и биологическое оружие. Интересно, что, несмотря на безумную пропаганду, играющую на страхе уничтожения, декоративно декларируемые ценности формально не отличались от нормальных и заключались в том, что “мы боремся за мир, за то, чтобы защитить себя и нормально развиваться”.
Второй нарратив – “победа любой ценой”. Эта стадия пропаганды использует гораздо более циничный подход. В данном случае пропаганда уже не пытается доказать, что война была оправдана, а делает упор на том, что “у нас нет другого выхода, кроме победы”, потому что в случае поражения “Россия будет уничтожена”. В данном случае формально декларируется относительно нормальная ценность в виде “выживания страны”, но при этом с нравственной точки зрения, используется достаточно циничная формулировка. Она заключается в том, что “неважно, что мы натворили, отвечать за последствия мы не хотим и нам нужно выиграть, чтобы избавить себя от этой ответственности”.
Третью стадию пропаганды можно охарактеризовать, как “убийство во имя выборов”. Это уже переломный момент с ценностной точки зрения, когда цели и средства меняются местами. То есть, если раньше пропаганда провозглашала победу в войне целью, то сейчас пропагандисты все чаще признаются: и победа, и сама война – это средство для решения внутрироссийских проблем.
В программе “Вечер с Владимиром Соловьевым” прямым текстом стало звучать, например, от лица приглашенного экс-разведчика Андрея Безрукова, что “до войны экономика России не росла, в течение 30-ти лет олигархи грабили страну, вывозили деньги за рубеж и это неминуемо привело бы к новому экономическому спаду, который сказался бы на общественных настроениях в преддверии президентских выборов 2024 года”. То есть, пропагандисты прямым текстом говорят, что война была им выгодна, потому что иначе они не могли справиться с собственной никчемностью, не могли обеспечить никакого развития страны.
С одной стороны, это очень откровенно звучит, но с другой – это вопиющий цинизм. То есть, они прямо говорят, что убивают невинных людей ради преодоления собственной ущербности и неспособности к развитию. И это говорит не только о цинизме пропаганды, но и о некоем изменении в состоянии сознания ее потребителей, поскольку люди, слыша это, воспринимают такую трактовку абсолютно нормально.
Четвертый нарратив, четвертая стадия пропаганды – “война нужна для очищения общества”. По словам пропагандистов, с одной стороны, это “очищение от предателей, коррупционеров”, опять же, чисто декларативное, а с другой – это то, что они называют “вернуться к истокам”. Пропагандисты все чаще говорят, что Россия, благодаря этой войне, “обрела себя”. Особенно страшно, что именно пропагандисты под этим понимают.
В частности, они заявляют, что “предательство поздних советских элит” заключалось в самой идее того, что Россия может начать жить хорошо вместо того, чтобы заниматься “расширением территорий”, как тысячу лет назад завещали предки. Идеологи войны прямо говорят, что самым страшным злом для современной России является мирная нормальная жизнь и человеческое счастье. И вместо этого они предпочитают следовать средневековым привычкам захвата чужих территорий.
Телеведущий Владимир Соловьев прямо сказал, что “надо повышать социальную напряженность, чтобы общество не чувствовало расслабленности”. То есть, разрушение нормальной жизни стало преподносится, как абсолютная нормальность. Стали появляться статьи о том, что суверенитет – это война, что единственный критерий появления суверенитета – это возможность государства вести перманентную войну.
Пропаганда пытается убедить, что постоянная война – единственная форма существования суверенной России. Некоторые православные проповедники говорят, что “только убивая, россияне могут стать собой”. Здесь идет уже воспевание смерти, как таковой. Тот же Соловьев говорит, что “жить стоит ради того, за что ты можешь умереть, что так и должно быть, что жизнь сильно переоценена”, и россиянам не стоит бояться смерти, цитирует Путина, что мы попадем в рай. Показательно, что советская идеология тоже требовала колоссальной жертвенности, однако она провозглашалась во имя некого светлого будущего, тогда как сейчас уже смерть требуется ради смерти, как единственного смысла существования. Это действительно похоже на какие-то радикальные исламистские культы.
То, что на всей протяжении работы пропаганды остается неизменным – это попытка провести аналогию со Второй мировой войной или, в российской терминологии, с Великой Отечественной. Она заключается в попытке дегуманизировать украинцев в глазах россиян, показать, что “мы воюем с фашистами, с нацистами, с чудовищными людьми”. Вполне понятно, почему это делается: даже лояльные Кремлю социологи говорят, что при пассивном одобрении войны со стороны российского общества, некой консолидации власти и общества по принципу военного времени, общество не втягивается в эту войну, есть тенденция сохранения аполитичности. И социологи связывают это с тем, что в глубине души люди понимают преступный характер этой войны, только не хотят себе в этом признаваться. Они пытаются избегать неприятной правды, идет отторжение информации и попытка уйти во внутреннюю эмиграцию. И пропаганда пытается подобрать такие формулировки для тех, кто сомневается – вот, посмотрите, мол, с кем мы воюем. Этот нарратив очень сильно подчеркивается».
Взгляд из России: «Красная линия пропаганды — это аннексия Крыма»
«Зачистка» российского информационного пространства началась с приходом к власти Владимира Путина, а затем все многократно усугубилось, говорит российский оппозиционный политик Кирилл Гончаров:
«C 2014 года на российском телевидении шла милитаризация риторики в отношении Украины и информационная подготовка к “специальной военной операции”.
Конечно, многие игнорировали это, делали вид что ничего не происходит, в том числе и многие представители оппозиции занимались не тем, чтобы анализировать то, что происходит на телеэкранах и в нашей жизни, а занимались тем, чтобы поддерживать коммунистов в “умном голосовании” или еще каких-нибудь спойлеров, которые продолжали и продолжают поддерживать власть.
На выборах в Государственную думу 2021-го во главе списка был министр обороны Сергей Шойгу, а вторым номером шел министр иностранных дел Сергей Лавров. Летом того же года, Путин написал большую статью про то, что Украины не существует, как государства, что это искусственное образование, созданное Лениным. То же он потом повторил в своем обращении (24 февраля 2022 года). В этом смысле пропаганда уже давно работала, а сейчас, как мы видим, очень многое цензурируется даже в развлекательном контенте, в кино, в театрах, мы видим, как убирают нелояльных актёров из спектаклей, как например, Лию Ахеджакову.
“Красная линия” (пропаганды) – это аннексия Крыма, поддержка создания “Донецкой” и “Луганской народных республик” (непризнанных образований на оккупированных Россией частях Донецкой и Луганской областей Украины).
А если мы говорим в целом, что телевидение менялось, то с приходом к власти Владимира Путина началась ликвидация независимых средств массовой информации, уничтожение НТВ, независимых интернет-СМИ, журналов – например, в таких редакциях, как “Коммерсантъ”, “Ведомости”, ключевых для власти, менялись владельцы, автоматически менялись главные редактора, творческий коллектив… Впоследствии журналисты были вынуждены уезжать и создавать редакции в других странах.
Почему граждане России восприимчивы к пропаганде – это отдельная тема. К сожалению, как это бывает в авторитарных странах, они замкнулись в условиях отсутствия политической и медийной альтернативы. К сожалению, власть монополизировала телевизор – а это источник информации для, наверно, около семидесяти процентов наших граждан. И в этом смысле они оказались очень уязвимы, так же, как и многие европейские страны оказались уязвимы перед диктаторами, перед их режимами. Это не склонность только нашего народа, это склонность очень многих обществ к таким вещам. Вот сейчас у людей есть возможность искать информацию в Интернете и власти начали огромную зачистку интернет-пространства. Очень сложно взаимодействовать с (российской) аудиторией, поскольку очень много барьеров, которые помогают действующей власти. И в этом смысле, конечно же, предстоит большая работа».»
