Миллионы сподвижников, разделяющих взгляды человека, не сделают для него столько, сколько горстка преданных сердцем людей. Именно они могут быть самой надёжной опорой в жизни: в труде, в радости, в горе. Не только разделять взгляды, но ещё и любить идущего рядом — вот пока наивысшее достижение во взаимоотношениях людей.
Князь Андрей с утра был сумрачен. Ничто не могло развеселить его — даже сын, который вбежал в палату и залепетал что-то на своём малопонятном детском языке. Обычно князь сажал его на колени и долго рассказывал байки о походах, о врагах и друзьях. Ничего не понимающий ребёнок затихал и поглаживал рукой густые чёрные брови отца, норовя попасть в глаза. Иногда он смеялся, чем сразу приводил князя в прекрасное расположение духа.
Но сегодня всё было не так: отец не посадил сына на колени и не стал ничего рассказывать. Видимо, он даже был раздражён тем, что его отвлекли от серьёзных дум. А подумать ему было о чём. То, что до сих пор развивалось прекрасно, стало давать трещину. Отношения, с таким трудом налаженные, начинали портиться, и князь думал, в чём же он повёл себя не так, вызвав глухое недовольство народа. Народом он считал всех людей, живших в его большом княжестве. Среди них были и татары, и половцы, и унгусы, и сартывальцы. Людей не делили по цвету кожи, размеру и форме глаз, а привечали всех идущих в процветающее княжество Андрея. Слава о нём распространилась далеко, ибо многим оно отличалось от остальных. В нём не брали подати, не заставляли нести часть урожая на княжий двор, не требовали налога за проданный заезжим купцам товар. Закон был прост: каждый мужчина обязан был защищать княжество от врага, а для этого учиться военному искусству; от собранного урожая нести на княжий двор столько, сколько не жалко — хоть стакан зерна. Если в семье не было сыновей, в дружину шли женщины, умевшие обращаться с оружием не хуже любого мужчины.
Княжество процветало оттого, что никто не хотел прослыть скупым и давал в княжие закрома от чистого сердца. Может быть, если бы с людей требовали отдать часть добра, с трудом нажитого, то и меньшая доля стала бы в тягость. Но поскольку люди были свободны в решении, они не хотели ударить в грязь лицом и несли больше, чем могли, ибо знали, что амбары распахнутся в тяжёлый год и то, что было собрано для князя, пойдёт народу.
Князь Андрей не скупился на дары, а если узнавал, что кто-то продал весь товар заезжим купцам и заработал много денег, дополнительно одаривал удачливого торговца, ибо знал, что тот в своё время поможет княжеству и от чистого сердца пожертвует заработанное людям. Князя Андрея любили за честность и щедрость. Никого не обижал, судил справедливо, мерилом всего был нехитрый закон да Божий суд. Божий суд вершился просто: "В Бога веруешь?" — спрашивал князь ответчика. "Верую", — отвечал тот. "Поди спроси своего Бога, как бы он поступил с тобой. Когда ответит, тогда и приходи. Буду ждать".
Человек приходил скоро. Часто стоял потупив глаза, ибо не в его пользу решался самосуд. Но предоставленный разговору только между собой и Богом не смел обманывать никого, ибо всё говорилось открыто, на собрании близких князю людей. Самые близкие люди обучали дружину, сеяли и пахали, сочетая в себе воина и пахаря, а в субботний день разбирали тяжбы, иногда случавшиеся в народе. И была между ними дружба и радение за землю свою, за процветание и благополучие княжества, и не терпели бесчестия и лжи, изгоняя сразу того, кто стал кривить душой.
Немало было изгнано, но многие хотели вернуться назад, испрашивая разрешения князя взять их на испытательный срок, ибо нигде больше не встречали они такой открытости и свободы. А что же было свободного, если служили все князю, воевали, не щадя головы, трудились от зари до зари, да и женщины оружие в руки брали? А то, что никто не принуждал народ делать это, но сами шли, почитая за оскорбление, если просили подождать годочек до службы или от мешка зерна принесённого отказывались на княжеском дворе, говоря, что амбары полны.
Что же печалило князя, если народ жил мирно, дружина несла службу исправно, купцы приезжали часто и торговали много? А то, что среди близких людей своих заметил князь несогласие и недовольство, но пока не нашёл причину, порождающую их. Помог случай, когда после разбора тяжбы поймал князь взгляд недовольный одного человека и услышал слова, в злобе произнесённые: "Мы же договаривались". С кем же разговор вёл человек перед судом и чего добивался, если закон требовал уступить? Кто посмел идти против закона, решаясь на тяжкое преступление? Кто суд совести отменил, пообещав исполнить неисполнимое? Тот, кто виновен, будет изгнан, но более заботило князя другое: отчего поступает так человек, чего ему не хватает? Неужели то, что сложилось в княжестве за долгие годы, не устраивало кого-то? Что это — зависть, жадность, злоба? Неужто нельзя прийти и честно сказать, чего душа хочет? И нагрузил бы князь Андрей лишний воз муки, и добром бы поделился, если бы попросили. Но нет. Зависть усмотрел князь и ещё желание силу и власть свою показать: мол, смотри, как я захочу, так всё и устроится. Не устроилось. Благо князь рядом был. А если бы уехал и поручил людям близким самим всё решать? Так вот отчего несогласие вошло в их крепкую семью! Подражать в дурном друг другу решили, вместо того чтобы сразу изгнать врага из рядов своих! Какая удивительная сила живёт в плохом, подчиняя людей слабых во мгновение ока!
Обличить провинившегося князь Андрей мог бы сразу, но не считал это правильным. Давно порывался поговорить на-чистоту, но выжидал, надеясь на совесть человека — вдруг сам придёт и повинится? Не знал князь, как поступить лучше — ведь все были самыми близкими и дорогими сердцу, не раз испытанными в войне друзьями.
Долго думал князь и порешил не судить самому. Велел явиться во двор княжий всем людям близким со своими родными, с детьми и родителями. А когда собрались все, то рассказал князь, что внесло раскол в верных людей и как они суд теперь чинили неправедный. И приказал им решить между собой, в глаза детям и родителям глядючи, как они жить собираются дальше. Ушёл князь Андрей со двора, не желая видеть слез и слышать криков. Но тихо было, тихо так, что жутко стало и народу, поодаль собравшемуся, ибо ничего нельзя сокрыть от него и тайком решить дела княжеские. Ждал народ, ждал князь. Вышли старики, князю в ноги поклонились, перед народом повинились. Просили простить их, но не детей своих, в деле чести оступившихся и любви доказать не сумевших.
"Гони их, князь. Не слуги они тебе и не друзья. Доверия твоего не поняли, в любви тебя предали. Внуков мы сами воспитаем, с Божьей помощью".
Отвернулся князь Андрей, и слезы показались у него на глазах. Сердце болело за друзей бывших, не раз в бою вместе стоявших. "Сколько же их таких?" — подумал он. "Двое уйдут сегодня", — на безмолвный вопрос услышал князь ответ стариков.